Мария Смолина: «Сумела ли я долю оправдать?»

20 февраля исполнилось девять дней со дня смерти Марии Федоровны Смолиной. Мария Федоровна – настоящая гордость Силламяэ, она избиралась депутатом его горсовета, а в 2005 году ей было присвоено звание «Почетный гражданин Силламяэ». Но это далеко не все ее заслуги, их на счету Марии Смолиной действительно великое множество.
Она – одна из сильнейших подвижниц культурного просвещения, основатель Силламяэского общества книголюбов, педагог с огромным стажем, отдавшая популяризации и сохранению русской культуры в нашей стране более сорока лет. Мария Федоровна положила начало Северянинским чтениям, она – создатель Общества славянских культур в Силламяэ, правопреемником которого является нынешнее Силламяэское русское общество культуры. По ее инициативе с 1991 года в Силламяэ стал проводиться праздник славянских культур, посвященный святым равноапостольным солунским братьям-просветителям, создателям славянской азбуки Кириллу и Мефодию (позже идею проведения этого праздника подхватили и в Таллинне (!). Мария Федоровна вложила всю свою душу и энергию в проведение первых этих 15-ти праздников, которые до сих пор каждый раз в «Городе свежих морских ветров» собирают коллективы из Эстонии, России, Украины, Беларуси, а также представителей дипломатических ведомств славянских стран, работающих в Эстонской Республике. Еще одна ее заслуга – организация в Силламяэ фестиваля частушек, который сразу же стал пользоваться популярностью.
2 февраля Мария Федоровна отметила 88-летие, а умерла в ночь с 11-го на 12-е февраля, и последние ее слова были об Обществе славянских культур. С мужем Иваном Михайловичем Мария Федоровна прожила больше 64-х лет, и только ее смерть разлучила их.
Марию Федоровну знал не только каждый житель Силламяэ, но и добрая половина живущих в Эстонии. А сколько через ее руки, преподавателя истории, прошло учеников, для многих из которых она и после окончания школы оставалась добрым другом и учителем предмета, имя которому жизнь…
Видимо, неспроста так много своих сил Мария Федоровна отдала культурной и общественной жизни в Эстонии. Ведь по иронии судьбы с этой страной ее семья была связана еще со времен Первой мировой войны, да и позже судьба не раз сводила саму Марию Смолину с выходцами из Эстонии, хотя на постоянное жительство в ЭССР, в Силламяэ, она переехала только в 40 лет.
Казалось, Мария Федоровна с ее неутомимой энергией и пламенной любовью к жизни проживет еще не один год, но судьба распорядилась иначе.
В конце мая прошлого года в Силламяэской библиотеке Мария Смолина презентовала свою книгу под названием, четко отражающим ее жизненную позицию, – «Я люблю тебя, жизнь». Благо, успела это сделать. Книгу Мария Федоровна издала самостоятельно – собственноручно набирала на компьютере, сдавала в переплетную мастерскую. Удалось выпустить всего несколько экземпляров. Первой помощницей в этом нелегком деле стала дочь Анна. Издать собственную книгу было давней мечтой Марии Федоровны, ее, так сказать, неисполненным долгом перед самой собой.
«Можно назвать ее биографической, можно – мемуарами. Но для нынешней молодежи эта книга – срез эпохи, того отрезка истории, которого не найдешь в учебниках и который, честно говоря, в последние 20 лет часто замалчивается», – отзывается о книге Марии Смолиной в своей публикации журналист Виталий Школа.
Найти эту книгу можно в библиотеке Силламяэ, мы же на страницах «Инфопресса» в память о Марии Федоровне решили опубликовать историю ее жизни. «Сумела ли я долю оправдать?» – так озаглавила ее она сама, подготовившая этот очерк о себе для сборника жизнеописаний эстоноземельцев «Эстония – мой дом», вышедшего в свет в 2009 году. Издание этого сборника – совместная работа Эстонского литературного музея и биографического общества «Eesti Elulood» при финансовой поддержке Министерства образования и науки ЭР, фонда «Eesti Kultuurkapital» и Нарвского городского управления.
Взлелеян сад – он яблоками кормит детей и внуков уже тридцать лет. Есть дочь и сын. Семь внуков по свету гуляют, и восемь правнуков в России и в Эсто­нии, в Карелии, в африканской Кении и Соединенных Штатах Америки живут.
Попробую писать, пока единственное око дает мне радость света на Земле, пока противоречий суматоха кипит в мятущейся душе, и сердце отклики дает в ответ событиям прошедшего двадцатого столетия.
«Тотьма – зимняя сказочка-декорация для «Снегурочки», – так отозвался о моем родном городе Луначарский, будучи сослан­ным в Тотьму Вологодской губернии царским правитель­ством за революционную деятельность в начале XX века. Город Тотьма расположен на 60-м градусе северной широты на берегу реки Сухоны между Вологдой и Великим Устюгом. Основан в 1137 году – так записано в летописи, то есть он старше Моск­вы на десять лет. Купцы Строгановы основали здесь солевар­ни. Здесь бывали и Иван Грозный, и Петр I, а Екатерина II дала Тотьме статус уездного города. Начиная с XVIII века тотемские купцы и предприниматели успешно осваивали земли Аляс­ки и соседних с ней островов, имели бизнес во многих штатах США и даже строили там крепости. По этому случаю на гербе города появилась американская черная лиса, на которую тотемские охотники любили ходить. Прекрасны церкви и монастыри Тотьмы. Город уникален и внесен в число 115-ти городов-памят­ников России.
В Тотьме родилась моя мама Баданина Лидия Яковлев­на – белошвейка, она шила на дому по заказу. Здесь ее встретил мой отец Федор Алексеевич Сажин, возвращавшийся с Русско-японской войны в 1907 году. Он воевал, будучи механиком на крейсере «Громобой». Перед этим проплыл из Кронштадта во Владивосток вокруг Европы по Средиземному и Красному морям, ведя в пути дневниковые записи. В дневнике написано про горечь утраты любимого моряками адмирала Макарова и художника Верещагина. Год супруги пожили на родине Федора в Тарноге, но жизнь в деревне была тяжела мещанке. Они вер­нулись в Тотьму и начали строить дом. В 1909 году родилась любимая дочь Галя. Чтоб достроить дом, нужны были средства. Для заработка отец-моряк уехал в Архангельск, на Белое море. Мама навестила его там, и в 1914 году родился сын Алексей. Отец слал деньги. Мама строила дом, с мезонином.
Но... началась Первая мировая война. Отца с севера перевели в Балтийское пароходство, в порт Ревель, в Эстонию. Отсюда он все четыре военных года плавал механиком на ледоколе «Герку­лес» в Гельсингфорс, в Або... Отец слал письма маме, которые сохранились. Слал и деньги, чтобы достроила и благоустроила дом. В 1918 году его демобилизовали. Тогда он купил лошадь и верхом приехал в родную Тотьму. Моряку захотелось порабо­тать на земле. Тем более, что в России победили большевики и объявили: «Землю крестьянам!» Федору тоже отвели за горо­дом десятину земли, занятую лесом. С утра до ночи трудился отец на делянке – вырубил лес, раскорчевал, вспахал землю, построил гумно, овин для сушки снопов. На поле ввел семиполь­ный севооборот, причем одна полоска была засеяна клевером. Местные крестьяне посмеивались: «Зачем же траву-то сеешь?» А он из Эстонии привез горсть семян клевера и тамошний опыт. Собранного урожая – ржи, ячменя, пшеницы, овса – хватало на зиму и на семена, а сена – для лошади и коровы. Все работы отец делал один с маленьким сынишкой. Старшая дочь Галя, его лю­бимица и гордость, работала учительницей на селе. А у матери заботы хватало: в 1923 году родилась я и в 1926 году – сестра Рена.
В 1929 году стали создавать коммуны, и началось раскулачи­вание. Отец отказался вступить в коммуну. Тогда у него отобрали землю, но, слава Богу, не сослали, так как работал он на делянке один, без наемной рабочей силы. Лошадь зареза­ли на мясо. Корову мама некоторое время держала. Дети малы... Отец уехал в Вологду, где нашел работу в пароходстве. Всю зиму работал и жил в затоне, взялся отремонтировать пароходик «Ермак», который хотели списать. И брат Леша уехал в Вологду, поступил в водный техникум. К открытию навигации «Ермак» был отремонтирован, и, гордый своим трудом, отец вышел в пла­вание в Кубенское озеро, чтоб сдать свою работу. Потный и раздетый, поднялся он из машинного отделения на палубу. Там его продуло, и через две недели он скончался от воспаления легких. Отцу было 57 лет. С почестями хоронили его водники... Он умер как рабочий. Мы в дальнейшей жизни, заполняя анкеты, писали: дети рабочего, а не крестьянина... Это много значило в то время.
В 1930 году в Тотьму прибывало много ссыльных из Ленин­града и раскулаченных с Украины. Их расселяли по домам мест­ных жителей. В наш дом (в переднюю комнату) подселили вы­сланного из Ленинграда эстонца Августа Карловича Энно. Это был отличный сапожник. Он шил туфли и сапожки на высо­ком каблуке, которые пользовались большим спросом. К нему добровольно приехала жена, а летом навестила дочь. Дочь его сдружилась с моей старшей сестрой Галей и пригласила ее в Ленинград. Галя стала жить у них и работать в Ленснабсбыте. Через год она и меня увезла в Ленинград, так как маме было трудно прокормить двух детей. Первое время мы жили в доми­ке Августа Карловича в Лесном районе.
В 1933 году в Советском Союзе было введено обязательное четырехлетнее обучение. Учителей не хватало, и Галю-учитель­ницу направили работать в 147-ю ФЗС (фабрично-заводскую семилетку) на Ржевке. Там ей предоставили комнатку в школе. Здесь и прошло в одиночестве мое детство. Однажды я играла в песочнице, и мне песок попал в глаз. Я стала тереть глаз и натерла бельмо. В больнице сделали неудачную операцию: сни­мая его, повредили роговицу, роговица вытекла под бельмо, и теперь бельмо стало с шишкой. Так с восьми лет жила я, наде­ясь, что вырасту, прекратится рост организма, и тогда снимут мне бельмо, оперируют роговицу. Галя работала в две смены, училась в вечернем институте, а я была одна в сырой комна­те. Помогала Гале, стирала, ходила в магазин выкупать хлеб по карточкам. Однажды карточки у меня из рук вырвал мальчиш­ка, и месяц нас поддерживали учителя. В этой комнате я про­студилась и лежала в тубдиспансере. Врачи порекомендовали выехать из сырой комнаты. Пришлось сестре из-за меня пере­водиться на работу за город в Щеглово, где нам дали комнатку при школе в деревянном здании. Галя работала, я училась в 5-6 классе. В 7-й класс я вновь вернулась в школу на Ржевку.
Галя по любви вышла замуж за Сашу Иванова. Саша работал на металлургическом заводе им. Сталина рядовым слесарем, но был очень умный парень. Мы жили тогда при школе. У Гали родилась дочка, но умерла в младенчестве. Однажды весной 1937 года ночью стучат, приказывают Саше одеваться и выйти. Он вышел. Его посадили в «черный ворон» и.... Больше ничего мы о нем не знали. За что? Почему? На эти вопросы никто никогда нам не смог ответить. Каким-то чудом Саша остался жив. В 1947 году он разыскал сестру, но к тому времени у нее уже было двое детей от мужа Бори, погибшего на фронте. Такова жизнь России XX века.
А моя судьба дальше складывалась в соответствии со временем. В Ленинграде открылся Дворец пионеров, где я стала посещать метеорологический кружок. Мы побывали на экскурсии в Пулковской обсерватории. В Выборгском детском доме культуры присутствовали на встрече с писателем Максимом Горьким, который, окая, читал свои произведения. Там же была встреча с киноактрисой Любовью Орловой. Она рассказывала, как снимался кинофильм «Цирк». Сестра моя работала внеклассным руководителем. Ей приходилось организовывать посещения театров и музеев, благодаря чему мы с ней посмотрели весь репертуар ТЮЗа. Я была вожатой октябрят, возила их на экскурсию на Кировский завод.
Детство кончилось рано. Сразу после 7-го класса, четырнадцати лет, поступила я в Ленинградское областное педучилище на 1-й линии Васильевского острова. Здесь судьба опять свела меня с эстонцами. В училище было эстонское отделение, да и учителем истории был эстонец. У нас была школа танцев, где мы учили входившие тогда в моду западные танцы: танго, вальс-бостон, фокстрот. Моим партнером по танцам был Саша Миллер. Он был председателем кассы взаимопомощи, а я секретарем, моей обязанностью было привозить ссуды студентам из Дворца труда. В 60-е годы мы с ним встретились в Эстонии: он тогда был директором Синимяэской школы, а я – завучем в Силламяэ.
По окончании педучилища я получила назначение в Тихвин. На месте оказалось, что детдомовская школа слилась с город­ской, и во мне нет нужды. Тогда я рискнула поступить в Воло­годский педагогический институт на исторический факультет. И тут судьба свела меня с Эстонией. Еду я на пароходе в Вологду сдавать вступительные экзамены и слышу по радио сообще­ние ТАСС, что 25 августа 1940 года советские войска вступили в Эстонию. Темой сочинения было: «Воссоединение Эстонии с СССР». Я писала эту тему. Сдала и другие вступительные экза­мены. За учебу нужно было платить 300 рублей. Мне помогал брат, который от завода «Большевик» работал на острове Сааремаа. Сама я тоже работала вечерами контролером в театре. В институте были уроки военного дела, на которых нас учили метать гранату. На одном из таких занятий я отметала гранату и стою в стороне. Одна девушка неловко метнула гранату, раз­махиваясь снизу вверх, и граната полетела назад. Мне кричат: «Муська-а!» Я повернулась, и учебной гранатой мне выбило глаз, на котором было бельмо. Так и живу с протезом.
Началась война, и учебу в институте пришлось прервать. Брат Леша в числе последних вышел с оккупированного остро­ва Сааремаа в Таллинн и с товарищами перешел реку Нарову. Завод его сразу командировал во Владивосток, но при этом он умудрился нам с сестрой послать материала на платья. Это был наш единственный наряд на все военные и послевоенные годы. Сестру Галю с трехлетней дочкой Ирой война застала на острове Готланд, где она работала после финской войны. Она эвакуиро­валась в Тотьму, но, не найдя там работы, поехала работать на во­енный завод на Урал. Я отправилась к маме в Тотьму – надо было помочь младшей сестренке окончить школу и самой как-то прокормиться. Но для учителя работы не было. Эвакуированные из Ленинграда профессора с трудом устраивались в школу. Я пошла в райком комсомола, и меня тут же направили на работу в рай­совет ОСОАВИАХИМа (Общество содействия авиации и химии) счетоводом. Вскоре мобилизовали на фронт командира-инструк­тора, затем и председателя. Через две недели пришло известие, что оба убиты на Волховском фронте. Теперь пришлось мне занять место председателя. Это означало, что в мои обязанности входило вместе с военкомом набирать добровольцев на курсы медсестер, радистов-операторов, организовать обучение. Окончивших кур­сы провожали на фронт. Многие из них погибли.
Ушел на фронт и секретарь райкома комсомола. Меня вызва­ли в райком партии и сказали: «Принимай райком комсомола!» – «Но...Я же не коммунист» – «Будешь коммунистом!». Секретарь райкома партии и председатель райисполкома написали реко­мендации, созвали бюро, и я в момент стала членом партии. Ох, как я сомневалась! Знала, что мой друг Иван, который воевал на Карельском фронте, не одобрит этот шаг. Но пришлось начать работу секретаря райкома ВЛКСМ. После мобилизации из со­стоявших на учете 1378-ми комсомольцев осталось 780. Из обкома звонят, требуют организовать прием, чтобы число комсомольцев не сокращалось. А район большой, из сельсоветов за 50-70 км мо­лодежи трудно до района добраться. И я придумала: организу­ем выездные бюро, прием и выдачу билетов сделаем на местах, в колхозах. Обком комсомола поддержал наш опыт. Молодежь вступала в комсомол, а затем опять – мобилизация зенитчиков, банно-прачечные отряды. В 1943 году 80 человек я проводила на восстановление Сталинграда. Кроме того, сбор теплых вещей для бойцов, сбор средств на танковую колонну, на эскадрилью самолетов, мобилизация молодежи на лесозаготовки, выступле­ние с докладами о ходе военных действий на фронтах.
Я редко бывала дома – все пешком или на лошади по колхо­зам и лесопунктам... Секретарем райкома партии был эвакуированный латыш Гендвило. Он командировал меня на партийные курсы в Вологду. По окончании курсов меня перевели на работу зав. кабинетом райкома партии, затем зав. отделом пропаганды и агитации райкома партии. Учась на курсах, я сдала экзамены за второй курс института. Провожу семинары, читаю лекции о ходе войны. Вот уже снята ленинградская блокада. Я, будучи в командировке в Вологде, съездила в Ленинград, чтобы уви­деться с семьей сестры, вернувшейся из эвакуации. Побывала в Смольном, куда меня пригласили работники нашего района, вернувшиеся из Тотьмы домой в Ленинград. Предложили мне работу секретарем комсомольской организации в Академии художеств и даже комнату, но нуждающуюся в ремонте. Все это было очень заманчиво. Я пообедала в столовой Смольного, прошлась по берегу Невы... Здесь восстанавливались дома, на­лаживалась нормальная жизнь. Хотелось сюда вернуться, но... Я знала, что если вернется с фронта Иван, то никуда не пое­дет из Тотьмы, не оставит одинокую мать. Его отца арестовали в 1944 году и ни за что осудили по статье 58 – работнику КГБ надо было обнаружить «вражескую группу», чтобы избежать мобилизации на фронт (в 1954 году отца освободили и восста­новили в правах).
1944 год. Освобождена советская часть Белоруссии и Укра­ины, а конца войны все нет. Перед войной говорили: «Чужой земли не хотим, своей ни пяди не отдадим». Получалось все на­оборот. Разрушены города и села по всей Руси, угнаны миллионы людей в концлагеря, но землю свою осво­бодили. По моему разумению, кончать бы бойню надо, не идти на чужую землю, сохранить жизнь солдатам. Подписан мир с Финляндией. Друга моего Ивана перебросили на Белорусский фронт. Он жив, но ранен под Шверином. Гибнут наши солда­ты в Сербии, в Польше, освобождая заключенных концлагерей, освобождая Германию от фашизма. Гибнут миллионы простых русских людей на чужой земле, и радость побед смешивается с горечью потерь. Но что может сделать простой человек?
И наконец – 9 Мая, День Победы со слезами на глазах! Со­бираем митинг на городской площади. Рады концу войны, но тревожно... Живы ли наши друзья-фронтовики, писавшие нам письма? Семь тотьмичей – Герои Советского Союза, тысячи награждены медалью «За доблестный труд в Великой Отечест­венной войне». И меня наградили этой медалью. Вернулась с фронта моя подруга Лена Погожева, и, на мое счастье, 29 де­кабря 1945 года вернулся дорогой мне человек Иван Смолин. 25 августа 1946 годы мы с ним поженились. Я – партработник, а он сын репрессированного. На нашем бракосочетании при­сутствовали работники райкома партии – мы и их пригласили на свадьбу. Через год я со свекровью поехала в лагерь навестить заключенного свекра. Как они оба были рады и благодарны! Он ведь не надеялся дожить до освобождения.
Год семейной жизни прошел безмятежно. Иван работает учителем физкультуры, я мотаюсь по командировкам. 1947 год, голодный год, вспоминается таким случаем. Еду я на лошади в сельсовет и вижу: у дороги лежит человек. Остановилась – жи­вой. Шел из лесопункта в город и упал. Я посадила его в сани и отвезла в больницу. Дошла до сельсовета и звоню в больницу. Оказалось, у него желудок был забит мхом. Жив человек остал­ся. В деревне заночуешь, от своего куска хлеба дашь кусочек де­тям, а хозяева картошину предложат. Всех в тот год выручала картошка. Мама Ивана по своей карточке 200 г хлеба получа­ла... Но выжили.
Война не дала нам возможности закончить институт. Я ста­ла настаивать, чтобы Иван поехал учиться, и удалось его уго­ворить. Он поступил в Институт физкультуры им. Лесгафта в Ленинграде. На работе надо мною смеялись: «Только ты его и видела! Во время войны всех мужчин перебили, потеряешь ты его». Я же отвечала, что хочу, чтобы у мужа образование было, а если потеряю, значит, он меня не достоин. Все обо­шлось благополучно. Через два года Иван закончил Высшую школу физкультуры и одновременно, по моему совету, заочно учился в пединституте на учителя географии, сдавая экзамены по моим конспектам. И я работала, заочно училась. Однажды в ходе экзаменов в Вологде я шла с занятий и упала на улице в голодный обморок. Очнулась на стульях в помещении парик­махерской, у окон которой я упала. Отлежалась, а утром сда­ла экзамен. Получила диплом и показала секретарю райкома. Товарищ Гендвило знал, что у меня болят коленки, простуженные в зимних командировках в плохой обуви и одежде. Он дал мне дополнительный отпуск и добился для меня путевки в санато­рий на грязи в Нальчик, на Кавказ. Поезд ночью остановился на четыре часа в Сталинграде. Я рискнула сойти с поезда и пройти по городу от вокзала до центра. Я шла по улице совершенно разрушенных домов. Это была не улица, а проход между развалин. В центре в одном доме на первом этаже светилось три окна, на втором – два. И все. Город был разрушен до основания. Восста­новлен лишь тракторный завод и общежитие при нем – там ра­ботали наши тотьмичи.
Иван закончил учебу, вернулся в Тотьму и стал работать в Лесотехникуме. Я в страшных муках родила дочку Надежду, ко­торая через десять месяцев умерла от спазмофилии (на ребенке сказались тяжелые роды). Но в 1950 году родилась вторая дочка, Аннушка. Я категорически отказывалась от работы, связанной с командировками, но меня не отпускали. Десять лет уже я мо­талась по колхозам, по лесопунктам с лекциями, с призывами сдать хлеб государству, подписаться на заем. Чтобы добиться освобождения, пришлось ехать в обком партии.
С сентября 1950 года я стала работать учителем истории Тотемской средней школы № 1, где проработала шесть счастливых лет. Какими плодотворными были эти годы! Мы с ребятами устраивали литературные вечера, переписывались с немецкими школьниками. В 1953 году искренне плакали о смерти Сталина. 26 ноября 1953 года родился сын Михаил. Нянчить его помо­гала свекровь. Я избиралась депутатом Тотемского горсовета, организовывала строительство моста через речку, чтоб облег­чить людям проход в город с Зелени. Затем меня перевели на заведование начальной школы, где было 13 классов и здание нуждалось в ремонте. Через два года назначили завучем сред­ней школы № 2. Умерла мужнина мама, сказав сыну: «Ваня, держись Маруси». Меня по-прежнему тянуло в Ленинград, и в 1961 году мы переехали.
В Ленинградском облоно мне предложили работу дирек­тором Петровской восьмилетней школы на Карельском пере­шейке – это 45 минут электричкой от Финляндского вокзала. В Ленинграде не прописывали. Пришлось согласиться, и мы туда переехали. Учащиеся ходили в школу за 3-5 км, интернат толь­ко начали строить, как вдруг прекратили финансирование. Я обратилась в Смольный (шесть раз туда ездила!) к депутату, до­билась средств и материалов. К новому году интернат дострои­ли и открыли. Довольны были дети и родители. Мне объявили благодарность. Мы часто ездили с детьми в музеи и театры Ленинграда. С укрупнением района наша школа оказалась в под­чинении Выборгскому району. Это далеко от нас. Мы все еще не привыкли к сельской жизни. Подрастали дети. Мы часто при­нимали гостей – родственников из Ленинграда. К нам приезжа­ли дети брата, у которого умерла жена. Наши дети с ними очень сдружились. И все равно хотелось вырваться из села в город.
В это время в Эстонии, в городе Силламяэ, со своей семьей жила подруга моей юности ленинградка Анастасия Архипова. Она работала зав. финотделом горисполкома. Здесь требовался учи­тель истории. Мужу тоже предложили работу учителя физкуль­туры и географии и квартиру. Нас устраивала отличная связь с Ленинградом – часто ходили автобусы, мы по-прежнему могли видеться с семьями сестры и брата. Решили переехать.
Итак, 25 августа 1963 года я сорока лет от роду приехала на постоянное жительство в Эстонию. В средней школе №2 города Силламяэ приняла классное руководство 4-го класса. Работая учителем истории, я считала необходимым как можно скорее узнать жизнь Эстонии. В первую же неделю мы всем классом пошли пешком (7 км) в шахтерский поселок Вийвиконд, под­нялись на удивительную машину – экскаватор. Там рассказали нам, как добывается сланец и как он используется в промыш­ленности страны. Через неделю вновь классом пошли вдоль бе­рега моря через погранзону в парк Тойла, узнали его историю и посетили места сражений времен Великой Отечественной вой­ны в Синимяэ. Это всего в пяти километрах от нашего города. Туда дети ходили самостоятельно, находили оружие, снаряды... Мои ученики, девятиклассник Володя Пашук и его друзья, на­шли снаряд и решили его взорвать. Володе перебило все внут­ренности, и он скончался от ранений. Таких случаев было пре­достаточно.
Силламяэ был в ту пору закрытым городом. Сланцехимический завод перерабатывал сырье для атомной промышлен­ности. Завод был в подчинении Министерства тяжелого маши­ностроения и финансировался непосредственно из Москвы. Город бурно строился. Но его уже тогда украшали замечательные здания: кинотеатр «Родина», Дом культуры, которые сейчас взяты под охрану. И жилые дома, и планировка города, и лест­ница, спускающаяся с центральной площади к морю, уникаль­ны.
В 1965 году в Силламяэ выстроили среднюю школу №3, куда меня перевели работать завучем. Нагрузка была очень большая: 1327 учеников, свыше 60-ти учителей, семь классных комплектов работают во вторую смену, так как помещений не хватает. Завучу по учебной и воспитательной работе положе­но составить расписание уроков, организовать методическую работу с учителями и воспитательную с учащимися. Кроме того, пришло указание перейти на кабинетную систему. Это значило, что, кроме кабинетов физики, химии и биологии, нужно было создать кабинеты истории, географии, литерату­ры, иностранного языка. Учащимся был непривычен переход после каждого урока из одного помещения в другое, зато учи­телю было удобнее. Ставка завуча невелика, пришлось взять еще уроки истории.
Перегрузка сказалась на здоровье. Я очень похудела, обна­ружили рак матки. Пришлось ехать в Ленинград на операцию. Сын Миша после седьмого класса прошел по конкурсу в мате­матическую школу-интернат при Ленинградском университете и начал там учиться. Дочь Аня поступила в Ленинградский финансово-экономический институт. Очень трудно было фи­нансировать их проживание в большом городе. Но все обо­шлось. И операция прошла своевременно и удачно. Я верила в успех – живу до сих пор. После операции я оставила себе только уроки истории. Оформила исторический кабинет, который комиссией из министерства был признан лучшим в Эстонии. Тут было все необходимое: киноаппарат с набором кинопленок, эк­ран, зашторенные окна, телевизор, бюсты классиков марксизма и их сочинения, портреты членов Политбюро ЦК и т.п. Семь раз принимала я классное руководство 9-го класса и доводила его до конца. К учащимся я обращалась на «вы» и жила их инте­ресами. Очень много экскурсий было организовано, потому что я всегда придерживаюсь принципа: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Мы побывали на заводской ТЭЦ, в 43-м цехе силламяэского завода, где изготовлялись защитные повязки для работы во вредных цехах. Съездили на Прибалтийскую ГРЭС, на Кохтла-Ярвеский химкомбинат, на Кренгольмскую мануфактуру, на кондитер­скую фабрику «Калев» в Таллинне... Мы прокатились на тепло­ходе по Нарове до Князь-села, затем шли пешком до Ямы и Васкнарвы по партизанским тропам вместе с бывшим руководителем партизанского отряда. Зимой мы отправлялись всем классом на каток или в Синимяэ на лыжах. Только в походе по-настоящему узнаешь характер ребят: один втихомолку съест свое, а потом к общему столу присаживается – другие костер разжигают и готовят общий стол... Вот и воспитывай!
Сама я тоже попутешествовала: была во Франции, Вен­грии, Италии, Чехии, Польше, Швейцарии, Болгарии и Кении. Об этих поездках рассказывала учащимся. А в Кению привели меня семейные обстоятельства. Дочь Аня, учась в вузе, подру­жилась с африканцем Джо Окутои, студентом Акаде­мии художеств. Она вышла замуж, родила Мишелика и в 1973 году уехала в Кению. Через два года там родился еще и Габриэль. Тогда и я впервые поехала в Африку повидать внуков. Во второй раз съездила в Кению в 1990 году – две недели купалась в Индийском океане. Внуки с Аней восемь раз приезжали в Эс­тонию. Габи с отличием окончил университет, работает, женат, имеет двух дочек. Мишель живет в США, женат на сотруднице кенийского посольства, имеет четырех сыновей. Аня, навещая родителей, ведет уроки английского языка в Нарвском коллед­же. Сын Миша живет в Сестрорецке, работает менеджером по маркетингу в НОВБЫТХИМ в Петербурге. У него пятеро сыно­вей.
Всю жизнь я была связана с активной общественной де­ятельностью. В 1972 году меня избрали депутатом Силламяэского горсовета, где я стала возглавлять комиссию по культуре. В тот год в честь 50-летия СССР мы организовывали фестиваль, на который были приглашены гости из других республик. По­том ездили с ответным визитом на Украину, где в националь­ных костюмах пели эстонские песни, представляя Эстонию. В тот год мы посадили на берегу залива 16 лип, целую березовую рощу на реке Сытке и аллею кустов по Береговой.
В конце 70-х я отказалась от учительской работы. В то время мы не употребляли слова интеграция, но у жителей нашего го­рода было искреннее желание узнать как можно больше о куль­турной жизни Эстонии. Мы организовали Общество любите­лей книги, и я была избрана его ответственным секретарем. Мы проводили вечера, лекции, экскурсии и другие мероприятия, посвященные как русским, так и эстонским выдающимся деятелям литературы, живописи, музыки, а также посвященные истори­ческим и культурным датам. На свои мероприятия мы пригла­шали известных еще живущих деятелей культуры, интересных лекторов. В 1991 году наше Общество книголюбов было преоб­разовано в Общество славянских культур, цель которого – сохранить культурные традиции и обычаи славянских народов. Позднее общество разветвилось еще на Украинское и Белорус­ское объединения. Со временем удалось наладить работу хоров, оркестров, ансамблей, солистов, кружков, детских коллективов. Отдел культуры города и Министерство культуры Эстонии оказывают нам по­сильную помощь. Наши музыканты, певцы, танцоры регулярно участвуют в традиционных мероприятиях «Славянский венок». Они также желанные гости в других странах.
Приятно сознавать, что деятельность русских учителей и общественных организаций в Эстонии не оставалась незаме­ченной, а всегда поощрялась. В 1970 году мне вручили Почет­ную грамоту Министерства просвещения ЭССР за плодотвор­ную педагогическую работу. В 1985 году я получила Почетную грамоту Министерства просвещения СССР за активное учас­тие в пропаганде книги. В 1993 году – благодарственная гра­мота Силламяэской горуправы. 2000 год – Почетный диплом Министерства культуры Российской Федерации и посольства России в Эстонии за активное участие в мероприятиях, посвященных 200-летию Пушкина. 2002 год – я лауреат премии им. А.Янсена от Союза славянских просветительных и благотвори­тельных обществ – диплом «Просветитель». 2002 год – премия им. Игоря Северянина за многолетний плодотворный труд на ниве культуры и просвещения. 2003 год – юбилейный. В честь моего 80-летия Министерство культуры Эстонии, городские и уездные организации вручали мне грамоты. 23 февраля 2005 года я стала Почетным гражданином города Силламяэ. Вручен­ную мне премию – пять тысяч эстонских крон я тут же израсходовала на праздничный вечер. Посчитала, что премия принадлежит всем, кто работал со мной в эти годы.
Когда мне исполнилось 82 года, я подала заявление, и меня торжественно проводили на отдых. Теперь я член правления Силламяэского общества славянских культур, помогаю советами и... пишу воспоминания.
Но и на этом точку поставить не пришлось. Захотелось уви­деть мир своими глазами. Была рада возмож­ности совершить туристическую поездку по маршруту Хель­синки – Стокгольм – Копенгаген – Осло, удалось посетить Сан-Марино и объездить Италию. В 2007 году дочь уезжала к своему сыну в США, и я напросилась поехать с ней. Летели мы через Амстердам. Потрясли грандиозные размеры тамошнего аэропорта. Из самолета я наблюдала пере­лет через Ла-Манш, Атлантику, Канаду. Семь часов, и мы уже в Вашингтоне. Мишель встретил нас. Дома у него два малыша: Альвину 4 года, а Арону – годик. Мои правнуки являются аме­риканцами уже по рождению. Нас повозили по городу. В ап­реле на улицах и во дворах там обильно цветут вишни. Пора­зила забота о детях: между несколькими домами обязательно устроена обширная игровая площадка с бесплатным плавательным бас­сейном. Устраивали нам экскурсии и по достопримечательнос­тям Америки: мемориалы, парки, исторический музей – все это бесплатно. Свозили нас и в Нью-Йорк. Зрительное впечатление от финансовой, промышленной и культурной столицы мира осталось: и от ее небоскребов, и от весьма пестрой публики. Подумалось: сумеет ли ООН, находящаяся в этом городе, обес­печить мир на Земле?
Через десять дней я самостоятельно возвращалась домой, в милую Эстонию. Наверно, это мое последнее путешествие… Но очень хочется надеяться, что культурные национальные традиции и обычаи всех народов активные люди сумеют со­хранить. Сохранить, несмотря на стремительное наступление попсы и вытеснение из сознания молодежи культуры своего на­рода.

Еженедельник «Инфопресс» присоединяется к соболезнованиям в адрес родных и близких Марии Федоровны Смолиной и всех тех, кому была дорога она и ее дела. Светлая ей память!