Я родился летом. Поэтому считаю себя обделённым, так как получал в дни рождения подарков меньше, чем дети, рождённые в другие времена года. Поэтому был вынужден делать сам себе сюрпризы. Таким сюрпризом стало 10 августа 1956 года, день моего рождения, когда я сошёл с поезда на маленькой станции Кохтла. Пока оглядывался вокруг, ушёл станционный автобус. На мой вопрос, когда будет следующий, я получил ответ: «Вечером, к вечернему поезду». Однако, увидав мою огорчённую физиономию, добавили: «Не расстраивайтесь, в двухстах метрах отсюда регулярно ходит автобус из посёлка Кохтла-Нымме, на нём и доедете до центра".

Впервые город Кохтла-Ярве официально упомянут в указе Президиума Верховного Совета ЭССР от 15 июня 1946 года как город уездного подчинения. Но города как такового не было. Был маленький сланцеперерабатывающий завод, построенный шведами в двадцатые годы ХХ века. В так называемом Старом городе и вокруг него было десятка два каменных домов и деревянных бараков. Одна из улиц, на которой до сорокового года жили семьи шведских инженеров, называлась ул. Сиидисукка или улица Шёлковых Чулок.

Только жёны инженеров тогда могли носить шёлковые чулки.

В начале 1947 года Кохтла-Ярве получил статус города республиканского подчинения.

Необходимо было быстро строить новый сланцеперерабатывающий комбинат, ТЭЦ и шахты. Для этого нужны были строители, для строителей нужно было жильё. Для постройки жилья снова нужны строители. В свою очередь строителей нужно возить, кормить, лечить и т.д. И вот многочисленные кохтла-ярвеские посланцы (эммисары) по всему СССР ищут, агитируют работников разных специальностей, а часто и везут их эшелонами. Важным фактором было время. Необходимо было начинать строительство жилых домов на выделенной территории весной, до того как крестьяне засеют свои участки и огороды. В противном случае, они будут неприкосновенны до осени, пока не будет убран урожай.

И всем этим руководил директор сланцеперерабатывающего комбината А. Н. Лебедев, так как комбинат был градообразующим. 

Ко времени нашего приезда Кохтла-Ярве стал уже красивым городом и был административным центром ряда посёлков, выросших вокруг шахт (Кохтла, Кява, Кукрузе), и промышленного предприятия (Старый город). При каждом предприятии был свой здравпункт или амбулатория. Этим осуществлялась общедоступность медицинской помощи. Методологическое руководство осуществляла больница. Все эти административные подробности я узнал позже. А пока, с небольшим рюкзачком, шагал к остановке автобуса. До центра было километров восемь. Я вылез в «соцгороде» на улице Выйду, по обеим сторонам стояли однотипные двухэтажные дома. В одном из них располагался Горисполком и в одной из бывших квартир – Горздравотдел. В отделе сидела милая, приветливая блондинка - Эха Пельт. Нежным голосом она сказала, что доктор Камынин в отпуске. Заменяет его доктор Мац, но доктор Мац в настоящий момент находится в больнице. Я отправился на поиски доктора Маца. 

Д-р Мац осматривал ЛОР-больных. Он категорически отказался разговаривать со мной в больнице и попросил прийти к нему к трём часам опять в Горздравотдел. 

В здравотделе я получил направление на работу рентгенологом в больницу и на проживание в гостинице (на льготных условиях). В гостинице уже жили молодые врачи, супруги Лебедевы - Евгений Герасимович и Варвара Матвеевна, которая просила звать её Валей.

На следующее утро я пришёл к главврачу больницы Александре Андреевне Ждановoй. Это была женщина средних лет, участница войны, имела ранение колена.

В то время в больнице работали несколько участников Отечественной войны. Это были главный врач поликлиники И.П. Каневская, врач-терапевт М. Е. Королёва и хирурги Анастасия Колыбанова и Иван Андреевич Жданов - муж главного врача.

Хотя преобладающим в разговоре был русский язык, сообщество врачей напоминало население древнего Вавилона. Были здесь выпускники медицинских институтов Ленинграда, Горького, Баку, Грузии и Дагестана. Было несколько врачей, выпускников Тартуского Университета.

Особенно нужно отметить докторов К. Ряхни и доцента В. Ипруса. Эти врачи работали в Тарту, работали там и во время войны (есть-то надо). После освобождения Эстонии их, на всякий случай, выслали из Тарту и сослали в Кохтла-Ярве (злополучный 101 км). Городу Кохтла-Ярве здорово повезло.

Карл Августович Ряхни, терапевт от бога, был блестящий диагност. Благодаря интуиции, он «сходу» ставил сложнейшие диагнозы, когда лабораторные и инструментальные методы не помогали. Не меньшим мастером своего дела был и невропатолог Вольдемар Якович Ипрус. У него мы учились тщательности при осмотре больных. В поликлинике отведённого времени для приёма больных ему не хватало. Он осматривал каждого больного от «макушки до лодыжки», постоянно задерживался на приёме сам, задерживая персонал.

Представителем солнечного Азербайджана была педиатр Сара Азиговна Мадера. Её муж, крупный строитель промышленных объектов, был направлен на строительство города. Город Кохтла-Ярве юридически был образован указом Президиума Верховного Совета Эстонской ССР 15 июня 1946 года. Для его строительства нужны были рабочие, врачи и учителя. Доктор Мадера приехала с первыми строителями. Она была не только наставником молодых детских врачей, но и неформальным лидером, а также душой любой компании. Позднее она заслуженно получила звание «Заслуженный врач ЭССР». Родильным отделением заведовал грузин, доктор Верава, любимец женщин города. Больничной аптекой заведовал осетин Савкуев. 

Латыш Г. Эйдеман «командовал» приёмным покоем. О переменчивой судьбе Гунaра Эйдемана следует рассказать подробнее.

Гунaр Эйдеман был сыном Героя Гражданской войны, Роберта Петровича Эйдеманиса. В 1937 году отца Гунaра объявили «врагом народа» и расстреляли. За Гунaром закрепилась кличка «сын врага народа». Хотя официально существовало мнение, что сын за отца не отвечает, Гунaру было запрещено жить «ближе, чем в ста километрах» от крупных городов страны. Г. Эйдемана и его жену (врача инфекциониста) Лидию Максимову (именно Лидию, так как в городе была другая доктор, Кира Максимова, акушер-гинеколог, «львица» врачебного света) приютил пролетарский городок Кохтла-Ярве. Так скромно они и жили в маленькой комнатёнке двухкомнатной квартиры вплоть до ХХ съезда КПСС. Вскоре, после ХХ съезда КПСС Гунaра вызвали в Москву и сказали: «Товарищ Эйдеман, вы – не сын врага народа, а сын Национального Героя Латвии. Выбирайте для жительства любой город: Москву, Ленинград или Ригу».

Гунар скромно выбрал Ригу. Оценивая этот шаг с точки зрения современных событий, может быть, он и ошибся. А тогда он получил в центре Риги «скромную» квартиру площадью в сто кв. метров с паркетным полом. Я этот пол надолго запомнил. Много позже, будучи в Риге, я зашёл к нему в гости. Поскользнувшись на скользком полу, упал и ударился правым глазом. Потом долго и тщетно доказывал окружающим, что это не результат любовного приключения. Эйдеманы долго жили в Риге, как семья героя Латвии. Затем наступил распад СССР. И статус Эйдемана, как наследника Героя, опять изменился. 

Недавно я узнал, что Гунaр умер «в своей постели» на своей даче.

Заместителем главврача была «русская эстонка» Эльза Лабу. Среди ветеранов, то есть тех, кто приехал раньше меня, следует упомянуть Л. Г. Сесицкую, врачей-инфекционистов М.Я Перельштейн, Е.Я. Пятигорскую. Среди сравнительно молодых «ветеранов» было несколько выпускников и нашего института, которые приехали в Кохтла-Ярве в 1953 году. Вероятно, наш институт направлял своих выпускников «квантами» в Кохтла-Ярве и окружающие городки, которые позже, после очередной реорганизации, слились в один город. В Кохтла-Ярве были направлены хирург Юлия Макарова, терапевт Ида Пунова, и Тамара Расстёгина. Позже к ним присоединился Борис Рубинштейн. Тамара и Борис учились вместе, полюбили друг друга ещё в институте, но, желая испытать крепость чувств, распределились не только в разные города, но и разные республики. Борис поехал в Ленинабад (Таджикская ССР). Но очень скоро понял, что без Тамары жить не может. Он честно просил руководство отпустить его раньше срока. Тщетно. Тогда он без разрешения, без документов, сбежал в Кохтла-Ярве. Были бюрократические осложнения, затем всё утряслось.

Это врачебное «ядро» постоянно то пополнялось за счёт приезжих, то сокращалось за счёт отъезжающих. Уезжали в Таллинн, Тарту или другие крупные города. 

Разговорным рабочим языком, объединяющим всех, был русский. В ведении историй болезней наблюдалось вавилонское разнообразие: врачи-эстонцы, которые составляли тогда явное меньшинство, вели документацию на эстонском языке. Русскоязычные врачи, соответственно, на русском языке. Акушер Верава – на грузинском. Заведующий аптекой Савкуев пользовался осетинским языком. Наибольшие трудности возникли у представительницы Азербайджана Сары Азиговны Мадеры. Она свободно владела азербайджанским и русским языками. Медицинскую документацию вела на русском, но таким почерком, что его никто, в том числе и автор, разобрать не мог. Позднее нашлась одна медсестра из статистики, которая научилась разбирать её каракули.

Из выпускников ТГУ запомнились супруги Мальвисте, супруги Лутс (Ливия Лутс была дочерью знаменитого невропатолога Пуссеппа), Мари Бранно и другие. 

Несколько позже, как новое явление, стал наблюдаться приезд в родной город после окончания институтов коренных жителей города Кохтла-Ярве и района (Х. Тийлен, Л. Васильева-Орлова, С. Варки другие). Некоторых врачей наша больница сманивала из других больниц (П. Нуяме, Г. Судела).

Приезжали по направлению из институтов, быстро «акклиматизировались», становились специалистами. Уехавшие врачи устраивались в хорошие клиники. Незадолго до нашего приезда в Таллинн отбыл цеховой врач здравпункта шахты «Кява» Натан Эльштейн. Работая на шахте, он ухитрился собрать материал, на основе которого позднее защитил кандидатскую диссертацию, стал Главным терапевтом Минздрава ЭССР. Не застали мы и легендарных завгорздравоохранения Назимова и главврача больницы Л.Ф. Трухину. 

Текучесть же врачей была такова, что за десять лет сменилось более двухсот (!) врачей.

Однако, после девяностых годов наметился приезд «пожилых» специалистов, отторгнутых Таллинном и Тарту. Вероятно, они стали не нужны в новых экономических условиях...