Служил Советскому Союзу… в Монголии

В республике недавно прошел осенний призыв в армию. Мой внук Максим, которому скоро исполнится 19 лет, уже не раз говорил, что не прочь послужить в армии. «Ну, во-первых, хорошая разговорная практика в эстонском языке, шоферские курсы можно закончить, друзей будет больше и, наконец, узнаю, чего я стою как мужик», - с улыбкой приводит внук свои веские доводы. Я во всем с ним соглашаюсь: парень он коммуникабельный, спортивный, занимается футболом, 3-кратный чемпион Эстонии среди молодежи. Ничуть не беспокоюсь, что он может стать жертвой пресловутой «дедовщины» - в обиду он себя не даст! Говорю о внуке, а сам с ностальгической грустью уношусь в свои 19 лет, когда зимним декабрьским утром 1962 года (то бишь 50 лет назад!) провожала меня мать во солдаты.
Почти весь вечер перед этим я и мои друзья по дому №17 улицы Выйду (сегодня это Кескаллее, 18) Валька Спажев и Личка Ризов весело и «душевно» отмечали мои проводы. И рано утром, когда мы с мамой шли в Старый город к клубу строителей, откуда нас, будущих солдат, должны были отвезти в Таллинн, чувствовал я себя, мягко говоря, неважно…

Служба в Белоруссии
Служить мне поначалу пришлось в Белоруссии, в местечке Мачулищи, это недалеко от Минска. Зима в тот год была суровая, стояли лютые морозы, под 30 градусов. И мы, такие домашние, «тепличные», сразу же после первой утренней зарядки на улице без гимнастерок, почти все «захандрили» - лазарет был забит до отказа. Первый месяц в учебной роте (карантине) зубрили устав, занимались боевой и политической подготовкой… День был так плотно спрессован различными занятиями, что вечерней проверки и команды «Приготовиться к отбою!» ждали как манны небесной. Стоим уже наполовину расстегнутые, петельки на вороте гимнастерки уже хорошо разработаны толстой авторучкой, сапоги держатся на ногах только на пальцах, замерли в ожидании команды «Отбой!», а ушлый старшина небрежно так изрекает: «Отставить, всем заправиться!». И в тот момент, когда мы начинаем застегиваться и заправляться, звучит резкое, как выстрел: «Отбой!». Что творится тогда в казарме: в воздухе летают портянки, сапоги, гимнастерки, всеобщая толчея, нервный смех – и тишина. Хорошо, если все успели лечь за положенные секунды в свои двухъярусные кровати, а если кто-то замешкался, то вновь звучала команда «Подъем!». Был у нас один полный, неповоротливый парень из Таллинна по прозвищу «Директор», так мы его наловчились прятать за печкой. Выждав время, он потом спокойно укладывался, и нас лишний раз не поднимали. Запомнилось мне и первое увольнение в Минск. Накануне прислала мне мама в посылке вместе с нехитрым угощением зеленые шерстяные перчатки. Вот в них-то я, решив шикануть, и вырядился, когда поехал в Минск. Меня остановил первый же патруль «за нарушение формы одежды». В наказание в минской гауптвахте я два часа маршировал строевым шагом и был отправлен в свою часть с соответствующей сопроводительной докладной. Командир части, капитан Гюрджан, распушив свои армянские усы, «ласково» так пообещал, что в следующее увольнение я пойду нескоро. Помнится еще и то, что первые месяцы службы все время хотелось есть, и когда были деньги (то мама чуть-чуть пришлет, то «солдатские» получишь), то бегом бежал в магазин, покупал булку, а то и две, и банку сгущенного молока. С каким аппетитом я все это уминал! (так делали и многие другие ребята). А с каким нетерпением мы ждали почтальона! И не было, наверное, счастливей человека, кто получал заветное письмецо от любимой девушки. Больше всех ждали писем из дома женатые ребята, были и в нашей части такие. Над одним из них, Витей Фетисовым, мы часто подтрунивали и иногда делали это очень жестоко. «Ты тут, в казарме, паришься, а она там с чужими мужиками жарится», - говорили мы ему с ухмылками. А он, худенький, маленький, со слезами на глазах кричал нам: «Вы не знаете её, она – верная, она ждет меня», - и в отчаянье, заплаканный и сопливый, набрасывался на нас, размахивая своими детскими кулачками, а потом, уткнувшись в подушку, горько плакал. А мы, словно застоявшиеся в стойле жеребцы, громко ржали. Как жестока, однако, бывает молодость...
А время службы меж тем шло своим чередом – привык к режиму, обзавелся друзьями и среди одногодок, и среди «стариков». И вдруг ошеломляющая новость – будут отправлять в Монголию! Это же так далеко, за границу! А как же мама, она ведь одна у меня, и я у неё один…

Служба в Монголии
Ехали мы туда десять суток, почти через всю нашу огромную страну.
Братание с монголами произошло довольно оригинально. Они скупили у многих из нас наручные часы, заверив, что за вырученные тугрики (монгольские деньги) можно купить кожаное пальто. Пальто мы, конечно, не купили, но без часов многие остались. Больше всего поразило безмолвие и пустынность этой большой азиатской страны. Едем, бывало, по ровной как стол, степи и на пути ни дерева, ни человека, лишь далеко на горизонте проплывают сопки, да темнеет величественная и загадочная уссурийская тайга. Где-то там, в её глухих дебрях, в 20-30 годы прошлого столетия скрывались и делали оттуда дерзкие набеги на молодую советскую республику банды атамана Семенова. Потомки тех семеновцев, особенно девушки, живущие в деревнях поблизости от монгольских городов и поселков, где располагались советские войска, всячески пытались познакомиться с нашими военнослужащими и если удастся – женить на себе, чтобы затем, уже в качестве законной супруги, выехать в Советский Союз. В нашей части один паренек так чуть не подженился, хорошо начальство от греха подальше отправило горе-жениха дослуживать обратно в Союз.
Служить в Монголии было проще (как никак уже 2-ой год пошел) и даже интересней (чужая страна, другая природа, люди, обычаи…), вот только в увольнение ходить было некуда, разве лишь по сопкам полазать. Но летом меня спасал футбол, у нас в Шарын-Голе (местечко, где располагалась наша часть) были две футбольные команды, и за обе я играл центральным нападающим. Одна команда была составлена только из военнослужащих, и мы разыгрывали первенство среди воинских частей и много раз ездили играть в город Дархан. А так как в этом поселке кроме нас был еще и гражданский городок, в котором жили советские специалисты, приехавшие помогать монголам добывать каменный уголь (тут была угольная шахта), строить ТЭЦ и другие объекты, то была еще и смешанная футбольная команда, в которой кроме нас, солдатиков, играли и гражданские. Тут мы разыгрывали первенство профсоюзов и проводили праздничные турниры шахтеров и строителей, и название нашей команды было под стать – «Шахтер». Не раз бывало так, что после очередной игры в футбол мы с другом Лешей Ивановым не возвращались со стадиона в свою часть, а одевались в спортивные костюмы и вместе с гражданскими друзьями шли к ним в городок. Такие визиты почти всегда заканчивались тем, что очень радушные и хлебосольные мужики приводили нас с Лехой в часть под «белые ручки», а иногда почти приносили сверх меры «накушавшихся». И тогда замполит части, майор Федотов, с пеной на губах кричал: «В холодильник их!» Но ребята как-то упрашивали майора не делать этого и он, сменив гнев на милость, изрекал: «Черт с ними, пусть завтра ротный сам разбирается!» Командир роты, капитан Бессмертный, разбирался с нами довольно оригинально. Он заводил нас с Лешей в ленинскую комнату и с ухмылкой поглядывая на нас, таких жалких и поникших, говорил примерно так, как в том знаменитом кинофильме про Шурика: «Ну что, пьяницы-хулиганы, есть три варианта на выбор: на три дня на кухню - чистить картошку; в солдатский сортир (на 20 «очков») – драить каждое «очко» до блеска, или, - и он хитро поглядывал на нас, - выпустить такой «боевой листок» (стенная газета), чтобы не было равнодушных».
Так как Леха до армии работал художником в Смоленском областном театре и классно рисовал шаржи и карикатуры, а для меня ничего не стоило сделать под них соответствующий текст, то мы, конечно, выбирали третий вариант. «Чтобы к обеду все было готово!» – ставил точку в нашем наказании ротный. Скажу честно, так бывало не один раз и всегда нас спасал надежный «боевой листок». Карикатуры и шаржи были бесподобными! Рота хваталась за животы от смеха, довольно ухмылялся и ротный…
Но, конечно же, не так уж там, в Монголии, было глухо и беспросветно, что весь досуг заменяла нам выпивка. Мы смотрели кино, приезжали какие-то артисты, бывали и в гостях у монголов, в их юртах… Зимой, вместо футбола, играли в хоккей, причем в хоккей с мячом, а не с шайбой. А если удавалось выкроить свободное время, то я спешил на каток (по местным меркам очень даже приличный), расположенный около городка гражданских специалистов, чтобы с превеликим удовольствием покататься на коньках… с Мерлин Монро – белокурой красавицей Люсей. Она была удивительно похожа на знаменитую американскую кинодиву и сюда приехала вместе с мужем-шахтером.
…Взявшись за руки, мы с Люсей весело катались и озорно дурачились (она была старше меня всего лишь на 4 года, а мне был 21 год). Потом шли к ней домой (муж был естественно на работе), пили красное вино, танцевали, а потом… с азартом точили коньки для следующего раза. Вот так-то! А вы что подумали?
Если продолжить тему гражданских специалистов, то довольно любопытно и не совсем безоблачно складывались у них отношения с коренным населением. Советские специалисты должны были здесь выполнять роль наставников – обучать монголов премудростям разных профессий. Но, как рассказывали сами мужики, монголы не очень-то жаждали работать. Они заявляли русским примерно так: «Страна моя, я – хозяин, а ты - давай, работай!», и в течение всего дня от работы всячески отлынивали. Кое-кто из специалистов не сдерживался и использовал непечатный лексикон. Как ругаются русские матом, монголы понимали и, естественно, жаловались, и несчастный русский отправлялся на родину – в Союз (а мог бы тут заработать очень приличные деньги)…
Солгу, если не скажу, что бывало в армии и грустно, и очень тоскливо. В такие минуты из бескрайних, прокаленных горячим солнцем монгольских степей я мысленно переносился в свой маленький, но такой родной Кохтла-Ярве. С нетерпением ждал встречи с ним, с мамой, с друзьями…
И вот наступил этот долгожданный день, а точнее вечер 5 ноября 1965 года, когда выйдя из вагона поезда «Москва-Таллинн» на станции «Кохтла» (была когда-то такая) я тихо окликнул не сразу узнавшую меня мать (за три года в армии я возмужал и значительно окреп): «Здравствуй, мама, я вернулся!». А вечером 7 ноября весело и с размахом вместе с друзьями и подружками в ресторане «Турист» отметили мой дембель.
Не могу не упомянуть, что в приказе о демобилизации конкретно насчет меня было сказано следующее: «За умелую игру в футбол на протяжении сезонов 1964-65 годов наградить лучшего игрока футбольной команды в/ч … рядового Евгения Смирнова «Почетной грамотой» и досрочно демобилизовать», и дата - 31.10.1965 г. Эту уникальную грамоту я храню до сих пор.

P.S. Демобилизовавшись и отработав год на СПК (нынешний VKG) в цехе КИПиА я поехал в отпуск в Сибирь, в город Тайшет, к своей родной тетке Марусе. Обратно домой я ехал не один, а вместе с ней – вез ее к нам с мамой в гости. Как-то выхожу я в тамбур вагона размяться и вижу там ребят, которые служили со мной в Монголии по второму году, когда я должен был демобилизоваться. Теперь они тоже, отслужив, ехали домой. Вот это была встреча! Они потащили меня к себе в купе, и там началось: «А помнишь?.. А как?.. А где?..» И после каждого вопроса-ответа стопочка… Короче, закончилась эта неожиданная, но очень теплая встреча для меня традиционно, так, как заканчивались подобные мероприятия в Монголии – меня принесли к тете Марусе на руках…
…Лично у меня нет причин ругать службу в армии. Да, она была непростой, и мне досталось на первых порах, когда «старики» сделали мне «темную». На вопрос «за что?» ответили: «слишком гордый, «салажонок»… Но я сумел справиться со всем негативом, какой там был, закалился как физически, так и морально, приобрел много друзей - ведь со мной служили не только русские, но и белорусы, грузины, узбеки, эстонцы, а еще и Федя Борисов из Кивиыли… Расширил свой кругозор, увидел, какая у нас была огромная страна! Жалко, конечно, что служить пришлось так долго – целых три года, причем без отпуска, но такова, наверное, была моя доля.
А потому и внука своего от службы в армии я отговаривать не буду.